В Германии квир-беженцем
Эксперты о плюсах и минусах статуса ЛГБТ-беженца
У ЛГБТИК-людей из России есть возможность легализоваться в Европе, получив статус беженца из-за гомо- би- трансфобии на родине. Константин Кропоткин, автор проекта “Квир-беседы”, по результатам разговоров с квир-беженцами, социальными работниками и волонтерами в Германии, собрал самое важное по теме.
Кто такие квир-беженцы?
Это представители ЛГБТИК-сообщества, покинувшие родину из-за гомо-, би-, трансфобии. Точное их количество неизвестно. В Германии, как и на территории всего Евросоюза не ведут специальный учет этой категории беженцев, однако несколько лет назад немецкие службы и организации, занимающиеся мигрантами, начали создавать «радужные хаймы», — общежития для беженцев ЛГБТ+. Волонтеры организации Quarteera, объединяющей русскоговорящих квир-людей Германии, сообщают о целом потоке квир-мигрантов после 2013 года из стран постсоветского пространства, что связывают с радиационным воздействием российского закона о так называемой «пропаганде гомосексуализма», — он фактически запретил открытое присутствие квир-людей в публичном поле.
До военного вторжения России в Украину в общем количестве квир-беженцев из стран постсоветского пространства были особенно заметен приток ЛГБТИК-людей из России и Грузии. Если в случае с Россией свою роль сыграл размер страны, то Грузия стала «поставщиком» квир-беженцев из-за безвизового режима с ЕС. В Германии относительно немного квир-мигрантов из Средней Азии, — как правило, они попадают в Европу через Россию и, оказавшись в ЕС, избегают общения с соотечественниками из-за страха перед преследованиями. Квир-мигранты из Северного Кавказа (в первую очередь, Чечни) так же вынуждены изолировать себя от диаспоры, в которой уровень гомофобии чрезвычайно высок.
Даже если бы европейские власти вели учет квир-беженцев, эта статистика не описывала бы всего потока вынужденной ЛГБТИК-миграции. Фактическим поводом для отъезда может быть травля из-за сексуальной ориентации и (или) гендерной идентичности, но сам отъезд в более дружественную страну может быть оформлен как выезд на учебу или работу, супружество или однополое партнерство. Социальные работники, работающие с ЛГБТИК-мигрантами, отмечают, что квир-люди пытаются выехать и путем заключения фиктивного брака, но этот путь считается чрезвычайно рискованным: беженец ставит себя в зависимость от человека, с которым нет эмоциональной связи.
Почему ЛГБТИК-беженцев важно выделять в особую группу?
Представители «радужного» сообщества подвергаются двойной стигматизации. В их случае, угрозы могут быть не только внешними (репрессивные законы, враждебное окружение), но и внутренними. Известны случаи, когда родственники открывали «охоту» на квир-человека. Факт, что человек «не похож» на стереотипные представления о гее, лесбиянке или трансчеловеке, не гарантирует ему безопасности, — достаточно, если информация о нем попадет в недружественные руки.
Клише о сообществе ЛГБТ+ могут сыграть негативную роль при оформлении статуса беженца. В Германии сотрудники BAMF, федерального ведомства по делам мигрантов и беженцев, могут при принятии решения руководствоваться своими представлениями о квир-человеке, не учитывая социокультурных различий. В 2019 году в Регенсбурге беженец из России по имени Андрей был вынужден объявить голодовку после решения судьи, которая сочла, что истец «не похож» на гея. Андрею удалось остаться в стране только после массовых протестов немецких квир-союзов.
В последние годы в Германии начали создавать специальные «радужные общежития». Это стало реакцией на гомо- би- трансфобию в обычных лагерях для беженцев, где прежде мигрантов предпочитали селить по территориальному признаку: там гомосексуал из России мог оказаться в одной комнате с религиозными чеченцами. По воспоминаниям некоторых квир-людей, переживших подобный опыт, они были готовы ночевать под мостом, нежели в общежитии.
Возможны разногласия и между квир-беженцами из постсоветского пространства. Выходцы из российских городов могут позволять себе расистские, националистические высказывания; бывает, что гомосексуалы-кавказцы показывают себя лесбо- трансфобами и (или) женоненавистниками. В специальных «хаймах» для квир-людей социальные работники и психологи знают об этих противоречиях и, как правило, умеют с ними работать.
Как доказать факт преследования на родине?
В теории — никак. По европейским законам, беглецу достаточно рассказать свою историю, и на ее основе власти принимают решение. На деле же, документальные свидетельства сильно увеличивают шансы на получение позитивного ответа. Это могут быть официальные отказы полиции в рассмотрении жалобы по факту гомо-, би-, трансфобии, письменные свидетельские показания друзей и знакомых, заключения врачей о травмах и побоях, скриншоты угроз и оскорблений, публикации в СМИ.
Нет единого «масштаба», сколь серьезны могут быть угрозы. Джек, бывший житель Новосибирска, в 2016 году получил право жить и работать в Германии после нескольких несправедливых задержаний полицией. Стейси, другой квир-человек из Новосибирска недавно получил официальный статус беженца, после полутора лет тюрьмы по сфабрикованному обвинению в разбойном нападении.
Сколько времени занимает легализация в Германии? Каковы шансы на успех?
Все зависит от загруженности «решателей» (Entscheider, официальное обозначение сотрудников BAMF, рассматривающих заявления беженцев). До сирийского кризиса процедура могла затянуться на несколько лет. В связи с наплывом мигрантов из Ближнего Востока, в Германии миграционное ведомство было заметно расширено, а процедура рассмотрения прошений ускорилась. До войны в Украине были известны случаи, когда ответ от властей квир-человек получал через шесть-семь месяцев.
Нет общего шаблона, который гарантировал бы квир-мигранту понимание чиновников BAMF. Волонтеры организации Quarteera, регулярно сопровождающие ЛГБТИК-мигрантов в их походах по немецким служебным коридорам, отмечают, что отказ может получить жертва вопиющей дискриминации на родине, а положительный ответ — автор(ка) истории, похожей на выдуманную. И волонтеры, и беженцы указывают, что ЛГБТ-активизм на родине не обязательно влияет на решение «энтшайдера», который на основе уже реализованных угроз рассматривает потенциальные риски в будущем. Не дает никаких преимуществ и сама принадлежность человека к сообществу ЛГБТ+. Нет и подтверждений, что трансгендерность просителя может облегчить процедуру легализации. Однако, судя по отзывам самих квир-беженцев, некоторые, опасаясь депортации, готовы выдать себя за трансчеловека и даже начать гормональную терапию.
При отказе немецкие миграционные ведомства могут порекомендовать искателю убежища поменять город и окружение на родине. Между тем, еще в 2013 году Европейский суд в Люксембурге назвал эту аргументацию несправедливой: можно ли назвать полноценной жизнь человека, который вынужден скрывать свою сексуальность? К схожему решению в прошлом году пришли и два суда в Германии, — в Брауншвейге и Лейпциге.
По субъективным оценкам волонтеров Quarteera, положительный ответ получает примерно 20% прошений квир-беженцев. Однако, получив отказ, проситель может опротестовать его в судебном порядке, что может дать отсрочку депортации на несколько лет. За это время можно получить образование, найти работу, вступить в брак.
Как беженство влияет на человека?
Все люди с опытом беженства говорят, что это очень трудное испытание. Разрыв с родной языковой и культурной средой, роль просителя, неизбежное понижение социального статуса, неопределенность будущего способны сильно усугубить эмоциональное состояние человека. Евгений Шторн, бывший петербуржец, а ныне житель Дублина, в автобиографическом романе “Хроники беженства” описывает это специфическое мироощущение так:
«Как гей и иностранный агент, я угроза там, откуда я убежал; как беженец, я угроза здесь, куда я прибежал. Я застрял в этом безграничном и неосязаемом пространстве аннулированной принадлежности. В этой вязкой и прогорклой туче, похожей на дым от горящего торфяника».
Квир-исследовательница Маша Годованная, живущая сейчас в Вене, отмечает необходимость “отмены” всего, что было в прошлой жизни: «Когда ты уезжаешь как квир, ты «забываешь», что ты еще какой-то национальности, ты человек, который не говорит на языке той страны, куда ты уехал, или не говоришь без акцента. Ты уезжаешь со знанием, с образованием, которое может не трансформироваться, не переводиться в новые стандарты. То есть, куда не ткни ты «не до…», и тебе с этим нужно будет иметь дело. И если в России ты «не до» по твоей сексуальности, но ты можешь быть успешным и артикулированным, у тебя может быть квартира и дача. Но как только происходит это, — все отменятся. Тебе надо делать все заново. И естественно перевод, трансляция — это всегда «игра на понижение». Это нужно понимать. В принципе, это относится ко всем. Точно также люди, приезжающие со Среднего Востока (Западная Азия и Египет, — прим.КК), информированы другим представлением о квирности, и это точно такое же, равноправное представление о квирности, как, например, в Западной Европе. Но это мы так думаем, а Западная Европа так не думает».
Между тем, Слава Могутин, первый квир-беженец новой России (1995, США) говорит о беженстве как о полезном опыте, обогатившем его как художника: «Только так ты можешь по-настоящему понять, что такое свобода. Потому что у тебя уникальный взгляд буквально на все: что такое семья, что такое секс, личная жизнь. Но я думаю, очень мало людей могут превратить свое беженство в какой-то художественный прием».
Полезные ссылки:
http://www.quarteera.de/migration
https://www.queerrefugeeswelcome.de/ru
Этот материал был написан не по заказу. Поблагодарить автора за работу легко, — донаты принимаются на PayPal: kropotkind@googlemail.com