Квир как томление
Пока вы смотрите кино очевидно квирное, я нахожу мазохистское удовольствие в историях неявно гейских. Мне весело понимать, как похожи бывают люди при всех, — таких огромных — культурных различиях. Где, казалось бы, Индия и где Россия.
Индийский сериал «Selection Day», запущенный в прошлом году Netflix, рассказывает о двух братьях из провинции, по велению деспотичного отца посвятивших себя крикету, — они в этом спорте талантливы настолько, что попали в хорошую школу в Мумбаи. Один из братьев и впрямь не против стать суперзвездой в спорте, а другой, младший, предпочел бы учиться, а играет, чтобы помочь старшему в реализации мечты.
Есть у младшего и еще одно обстоятельство, о котором в первом сезоне можно догадываться по намекам, — один из мальчиков-мажоров странно смотрит на мальчика-провинциала, шлет ему записки со стихами, вызывая малопонятные томления.
Эзопов язык в «Дне отбора» уклончив достаточно, чтобы мне захотелось заподозрить у себя род профессиональной деформации, — решить, что мне, может, только мерещится мерцание гей-сюжета. Но нет, режиссер Удаян Прасад признает, что гомосексуальные обертоны в его сериале имеются, они намеренны — и будут отчетливей во втором сезоне (он уже вышел, но я до него еще не дотянулся).
Однако ж эту часть сюжета автор предпочитает не высказывать, а скорей проборматывать: «Это взгляд на многие аспекты нашей жизни, и то, кем вы являетесь, не определяется только вашей сексуальностью», — сказал он в интервью India Today.
Своим раздражением он напомнил Кантемира Балагова, режиссера российского, которому в «Дылде», номинированной в Каннах на “Queer Palm”, приятней видеть чувства вообще, а не род любви, сложившийся меж двух поломанных войной женщин: «Это история о том, что человеку нужен человек, а не женщине нужна женщина».
Тем, кто существует в логике патриархальной, кажется, что квирность указывает на второсортность. Не могу не вспомнить новейшую вульгарность в понимании квир-культуры, опубликованную солидным “Искусством кино”: “ Теперь вот Балагов, — написала о “Дылде” Вероника Хлебникова, — Тем наивнее полагать его фильм гендерным орудием, стенобитной гирей, как бы ни пытались суетливые интерпретаторы приспособить отношения фронтовых подруг под актуальный феминистический тренд, и включение фильма в квир-номинацию — плебейское упрощение фильма, которому пытаются залезть под юбку”.
Эти прятки и старомодны одинаково, и в равной степени показывают саму потребность в проговаривании “темы”.
Чувственное притяжение людей одного пола предъявляется как одна из красок палитры, и, казалось бы, в том фильмы стран непобедившего гомосексуализма похожи на западные «post gay story», — только это, конечно, лукавство. Федот да не тот. Кинематографы, зачерпнувшие полной ложкой Queer Cinema, обращаются с квирностью с панибратством знатока, — они не осторожничают, а не хотят проговаривать банальностей, в нынешних западных обстоятельствах заслуживающих умолчаний.
Меж тем, авторы стран, считающихся патриархальными, все еще прячут волнение за раздраженностью. И тут, думаю, важно понимать, что патриархальность как Индии, так и России только кажущаяся, — иначе бы «тема» была попросту утянута в слепое периферическое пятно.
Стопроцентным табу квирность не является, что и создает чувство плотины, которая, если перестать ее сдерживать, откроет большой естественный поток. Кто бы мог подумать, что современная Индия и современная Россия так похожи?
Если приглядываться, то видны, конечно, принципиальные различия. Кантемир Балагов выглядит продолжателем традиций — он высказывается в духе своего учителя, Александра Сокурова, который тоже категорически против, если кому-то хочется видеть гомоэротику в его «Отце и сыне» (2003).
«Не понимаю, откуда взялось такое пошлое понимание!» — в свое время возмущался мэтр в Каннах.
И это тот случай, когда фильм умнее автора, — “когда строку диктует чувство, оно на сцену шлет раба”.
Что же с индийцами?
Режиссер Удаян Прасад — этнический индиец, работающий в британском кино и, судя по фильмографии, интересующийся скрещениями культур (экранизировал, например, рассказ «Мой сын — фанатик» Ханифа Курейши, того самого, который написал сценарий для культового гей-фильма “Моя прекрасная прачечная”).
Гомосексуальность как тема Удаяна Прасада не должна бы смущать, — в 1990 году он снял для BBC телефильм о Марселе Прусте («102 Boulevard Haussmann»).
И тут, мне кажется, важно понимать, представителем какого кинематографа режиссер сам себя считает. Кто он в большей степени — уроженец индийской деревни Севаграм или выпускник лондонской киношколы?
О том, на кого режиссер равняется в «Selection Day», особенно очевидно по саундтреку, — если не смотреть сериал, а его слушать, то иногда кажется, что это «Миллионер из трущоб» Дэнни Бойла, где, кстати, телевикторина, то есть тоже игра, становится социальным лифтом.
Сам сериал снят по одноименному роману Аравинда Адиги. Лауреата Букера, автора, отлично вписанного в мировой литературный ландшафт, поругивают за недостаточную аутентичность: выпускник Оксфорда не всегда со знанием дела воспроизводит колорит современной Индии.
Иными словами, гомосексуальность в «Selection Day» можно прочитывать как род культурного экспорта. И уж мерещится слово “колониализм”, — насаждение чуждых норм квир-невинным индийцам.
“Selection Day” и впрямь чрезвычайно целомудрен, — снятый медлительно и простодушно, он кажется и опасливой игрой с локальными этическими установками, и уместной адаптацией романа, который западные критики ругали за дефицит психологической глубины.
Болливуд хочет работать с “темой”, — это неоспоримо, но в выражении ее находится где-то в начале европейских 1980-х. В 2018 году, когда в Индии решением Верховного суда страны гей-секс перестал быть преступлением, западная пресса приводила списки индийских ЛГБТ-фильмов — и все они, скорей, самодельный арт-хаус: “Evening Shadows”, “Loev”, “Fire”, “Aligarh”, “Margarita With a Straw”.
Не берусь утверждать, но и не исключаю, что “Selection Day” — это первое более-менее отчетливое (надо посмотреть второй сезон) выражение гомосексуальности в мейнстриме, пока робкое приглашение к разговору для широкой аудитории.
Скандалом сериал не стал, что может свидетельствовать о его посредственности (и это так), а может, - о готовности Индии высказываться об ЛГБТ в формате диалога, а не оскорбления.
И можно бы позавидовать индийцам, которые запросто могут рассматривать себя и как часть большого англоязычного мира, флагмана квир-эмансипации. Культурный перенос может достаться им меньшей кровью, нежели жителям России, получающим “чуждые ценности” только через ретрансляторов. Из четырех романов Аравинда Адиги на русский переведены два, — “Selection Day” (2016) в русских списках не значится.
Если же пофантазировать, каким может стать индийское квир-кино, то надо бы упомянуть сериал «Insomnia», который в Нью-Йорке недавно снял стендап-комик Вишал Редди с собой в главой роли.
В центре внимания — американский индиец, который не может спать и набирается жизненного опыта в качестве секс-работника. Это и “черная комедия”, и своеобразный этно-экскурс: выходцы из Индостана бывают разными — и оттенками цвета кожи, и социальным статусом, и сексуальной ориентацией.
«Мы придумали “Камасутру”. Не значит ли это, что у нас тоже есть секс?» — говорит Редди, себя определяющий как бисексуала. В России придумали «Домострой», а не «Камасутру», — может, и впрямь в том дело?
Cравнивать фестивальное кино Балагова и умеренных достоинств сериал Netflix — деятельность, скорее, спекулятивная. Вы однако ж дочитали до конца, и теперь вам тоже придется думать на эту важную, на мой взгляд, тему. Квиру — мир.
Я-то, может, и попал пальцем в небо, а вы попались.