Мемуары служанки
пара слов о романе «Воздух, которым ты дышишь»
В издательстве «Фантом Пресс» вышел роман Франсиш ди Понтиш Пиблз, которому безо всяких скидок подходит определение «квир-проза». «Воздух, которым ты дышишь» — это и название песни, и сама музыка, дающая чувство дома, и книга, которую можно читать как объяснение в любви женщины к женщине.
Истории союзничества сироты Дориш и нахалки Грасы, двух бразильянок, начиная с их детства на сахарной плантации и заканчивая смертью одной и старостью другой, пристало, возможно, обозначение «стыдное удовольствие».
Роман Франсиш ди Понтиш Пиблз «The Air You Breathe», увидевший свет на английском в 2018 году и, судя по всему, на английском и написаный, сделан по правилам теленовеллы, любовно-авантюрного сочинения, насыщенного экзотикой, исключительными переживаниями, людьми, карьерами, а главное общей уверенностью в предопределенности судьбы, — предначертанности всего, что выпадает человеку — как в невзгодах, так и во славе.
Писательница, найдя свою рассказчицу в начале XX века в полях, где-то неподалеку от «Рабыни Изауры», отправляет ее вначале дружить с господской дочкой, а затем во взрослую жизнь, в которой обе, существуя в симбиозе, получают то, чего заслуживают: Граса, привыкшая повелевать, становится популярной певицей, а затем попадает в Голливуд, а Дориш, та, что из рабынь, успешно продюсирует не только жизнь и карьеру своей госпожи, но и собственную эмансипацию: она и пишет песни, и их поет, и в итоге создает особый музыкальный жанр.
Этот текст можно без зазрения совести разглядывать через квир-лупу, — это безо всяких натяжек квир-роман, в котором нековенциональная сексуальность важна и для сюжета, и для портрета. Дориш, бывшая крестьянка, которая по своему душевному устройству, скорее, барышня, любит и мужчин, и женщин, но главным образом женщин, находя в их обьятиях краткое забытье.
«Она притянула меня к себе, и я ощутила ее губы на шее, ухе, на подбородке. Потом ее губы скользнули по моей щеке — и наши рты встретились.
Губы, зубы, языки есть и у мужчин, и у женщин. Чисто технически — какая разница, целует тебя мужчина или женщина, ведь в обоих случаях в поцелуе участвуют одни и те же части тела. Но это все равно, что говорить, будто музыка — всего лишь ноты на странице, что одну и ту же мелодию двое разных музыкантов сыграют одинаково, на самом деле разные музыканты оживляют одинаковые ноты по-разному. С поцелуями — точно так же».
Автор в точных подробностях описывает зарождение и эволюцию гомосексуального чувства: Дориш-подросток зачарована грудастыми служанками и тренируется в поцелуях с Грасой. Дориш-девушка боится прослыть «кобелихой», но все ж приходит за утешением к…тут мог быть спойлер. Дориш-женщина плюет на условности, находя любовь там, где хочет, и с кем хочет.
Франсиш ди Понтиш Пиблз то и дело помещает рассказчицу в поток сексуального чувства, обозначая и важное свойство сочинительства, которое питается любовью, — в первую очередь, неудовлетворенной.
Глянцевая, вычурная Граса в общих чертах воспроизвела рисунок жизни «бразильской бомбы» Кармен Миранды, португалки ставшей суперзвездой в Бразилии, затем работавшей экзотом в Голливуде — певицей с фруктовой корзиной на голове и довольно рано, в 46 лет умершей.
Прообразом Дориш стала «женщина в красном пончо», мексиканка Чавела Варгас, певица с трагическим голосом и драматичной судьбой: она, женщина, прославилась в жанре мужской песни-ранчерос, много гастролировала, знала всех, обнищала, очутившись без средств к существованию в глухой деревне, а затем с триумфом вернулась на мировую сцену, — как легенда, любимица Педро Альмодовара, заодно сообщив на склоне лет, что никогда с мужчинами секса не имела и всю жизнь любила женщин, включая художницу Фриду Кало.
То, что так хорошо легло в роман, подсказала писательнице жизнь, — сделав свою героиню бисексуальной, Франсиш ди Понтиш Пиблз нашла и дополнительную краску для обозначения состояния своей героини, прожившую жизнь-транзит: «Я была… девочкой, которая никак не может решить, что она хочет делать и с кем».
В тщетных поисках «safe space», Дориш, кажется, не вполне на своем месте и в сексуальности, то и дело пересекая границы любовей, — она любит женщин, только женщины составляют ее эмоционально-чувственный интерес, но если нуждается в грубой, животной силе, идет к мужчинам.
«На женской щеке нет щетины. Она не пахнет ни водой после бритья, ни потом. Она вся мягкость, утонченность для женских губ — в отличие от щеки мужской. Но иногда тихая гавань не нужна — нужен бурный океан. Нужно, чтобы тебя швыряло волнами, зарывало в песок и обдирало о камни, чтобы легкие и глотка горели, пока ты наконец — слава богу — не поднимешься на поверхность».
В романе о самбе и самбиста сведены не только две эмблематичные для Латинской Америки судьбы, но и два типа музыки — популярной и независимой, тоже питающихся друг от друга: «Мой голос — с хрипотцой, низкий, непривычный — оттенял ее загадочный голос, придавал ему глубины. Ее голос — обволакивающий, яркий и дерзкий — смягчал мое пение».
Прописав женскую приязнь с таким знанием, писательница зашла и на территорию, ей вряд ли хорошо знакомую, — на роль крестного отца двух юных певиц она взяла Мадам Люцифер, напомаженного гея-убийцу, и этот персонаж выглядит необязательной виньеткой квир-романа, желающего показать побольше граней инаковости.
«Мадам Люцифер — деловой человек, он дает деньги взаем и обеспечивает защиту большинству торговцев… у него за поясом нож с золотой рукояткой, даже когда он спит. Пару лет назад он этим самым ножом в переполненном баре выпустил кишки какому-то портовому грузчику — тот назвал Мадам bicha. Каждый год во время буйных карнавалов… проходил конкурс костюмов. Франсиску Марселину всегда наряжался Мадам Люцифер — ведьмой-соблазнительницей в вычурных платьях и огромных париках».
Свой второй роман Франсиш ди Понтиш Пиблз, выпускница курсов креативного письма в США, писала десять лет: она вернулась в родную Бразилию, чтобы помогать семье на кофейной плантации, а книгу, по собственным словам, придумывала, урывая время у сна, забот о ребенке, бытовых насущных дел. Промедление пошло на пользу, — спрос на “женские голоса” в литературном мейнстриме вырос за эти годы необычайно.
Американские рецензенты сравнивают «Воздух» с «Моей гениальной подругой», первой книгой тетралогии итальянки Элены Ферранте. Сравнение уместное: в обоих случаях нерв истории составляют приязнь-соперничество двух подруг, — равно, как и эффектный финальный вывод: исключительно талантливой была, пожалуй, не та, которой любовались, а другая, сама рассказчица.
Сравнение не в пользу американки: страстный, сложно оркестрованный «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте кажется рожденным, тогда как «Воздух», скорее, выстроен, со всей очевидностью показывая приметы умысла, намерения, авторского усилия.
Я же обнаружил параллели с Симоной Берто, двоюродной сестрой Эдит Пиаф, которая сопровождала певицу на протяжении всей ее жизни, по слухам, дурно на нее влияла, однако ж оставила замечательную беллетризированую биографию «парижского воробышка», созданную из любви, зависти и пиетета. Читала ли Франсиш ди Понтиш Пиблз книгу Берто, мне неведомо, — возможно, все мемуары служанок похожи друг на друга.
Я все больше и больше люблю такие романы, — написанные с желанием сделать мне интересно. Хорошо подумав, автор тщательно поработал: убрал и добавил, расчистил коридоры, подкрасил так, чтобы своды казались выше, обставил в соответствии со стилем и эпохой, подумал и о том, чтобы, рассказав, не утомить. Книгу Франсиш ди Понтиш Пиблз «Воздух, которым ты дышишь» можно описывать в терминах интерьерного дизайна, который не строит домов, а преображает уже имеющиеся. И надо бы сказать о гладкости перевода Елены Тепляшиной, которой на протяжении всего довольно толстого романа слух изменил лишь дважды: певицы в Рио-де-Жанейро в 1930-х вряд ли могли называться «нимфетками», вошедшими в мировой словарь только в середине века, а «стиляги», упоминаемые в реалиях США, — это все ж специфически советское изобретение.
«Воздух, которым ты дышишь» классикой не станет, — для этого у книги слишком мало внутренней свободы, естественной готовности к эксперименту, далекой от рассудочности легкости в обращении с материалом. Поработав с умом, Франсиш ди Понтиш Пиблз не использует всех возможностей, которые дает сюжет, — она хочет, но, вроде, не решается создать «ненадежного расказчика». Представляя свою версию событий, Дориш нигде и никак не грешит против логики, от чего нет и чувства скользкого пола, взывающего к читательской осторожности, — рассказывая свою правду, она, вроде, и впрямь представляет события такими, какими они были, то есть выступает в классической роли «объективного повествователя».
То, что можно счесть минусом для «большой литературы» — способно стать плюсом для кино или сериалостроения. Я бы посмотрел на Netflix сочную историю Грасы и Дориш. И, конечно, послушал.