Нечаянная польза
послесловие к сожжению сборника эротической прозы “Я в Лиссабоне. Не одна”.
Жизнь так устроена, что иногда для того, чтобы узнать реальное положение вещей, нужно заблевать все вокруг собственной кровью. Недавно я пришел в нездоровую ажитацию, узнав, что сборник “Я в Лиссабоне. Не одна”, куда был включен и мой рассказ, был сожжен во исполнение закона о гей-пропаганде. Нежданно-негаданно, избыточно страстное риторическое восклицание имело пользу самую практическую. Во всяком случае, для меня — неисправимого оптимиста.
Камнем преткновения стал рассказ Дениса Епифанцева о влюбленных андроидах. Издатели из “Астрель — СПб” усмотрели в нем гей-пропаганду и тираж унитожили.
Узнал я об этом случайно, радости эта весть не доставила. Неутешный мой вопль поскакал по соцсетям, — отозвалась на него и составитель сборника Наталья Рубанова. Она сообщила, что, спасая свое детище, собрала для издателей комментарии ученых людей. Предметом особого рассмотрения стал рассказ Епифанцева, но их мнение прочитывается и как экспертная оценка закона о гей-пропаганде, принятого незадолго до выхода книги (2013) и порядком напугавшего профессионалов книжного мира.
Денис Ларионов, поэт, прозаик, критик:
«…Вошедшие в сборник тексты представляют довольно разнообразную картину переживаний, связанных с эротической сферой: при этом мы имеем дело не с поделками на один день, а с глубокими исследованиями тончайших нюансов человеческих чувств. Эти слова напрямую относятся к рассказу Дениса Епифанцева «Джеймс», в которым автор исследует ситуацию, в рамках которой сексуальность настолько отчуждена от индивида, что ему легче представить своим партнером робота, а не живого человека. Епифанцеву удается «поймать» это состояние, прибегая к различным цитатам — как из классических текстов, так и из кинофантастики. Уже это должно поставить под вопрос стремление объявить этот текст порнографическим: рассказ Епифанцева слишком прихотливо устроен, чтобы быть материалом для примитивного возбуждения. Это относится и к эротической сцене, занимающей от силы два абзаца немаленького рассказа: она словно бы является метафорой отчуждения. Между героями не может быть любви, так как она не вписана в их существование: один слишком сильно связан со своим жизненным контекстом, а другой и вовсе робот. Подобная тематика — не нова в русской литературе, у нее есть почтенная традиция: в диапазоне от Михаила Кузмина и Андрея Платонова до Евгения Харитонова и Дмитрия Бушуева. Денис Епифанцев ведет осмысленный диалог с этими авторами: думается, будь он порнографом, его бы эти материи вовсе не интересовали. Итак, по крайней мере две причины указывают на то, что текст Епифанцева далек от порнографии: во-первых, это укорененность в традиции модернистской литературы, а во-вторых, виртуозная работа с культурными метафорами. Другая претензия, предъявляемая Епифанцеву и через него всему сборнику, составленному Натальей Рубановой — это так называемая «гей-пропаганда». Имеется в виду то, что текст Епифанцева содержит какие-то вещи, противоречащие букве этого преступного закона. Во-первых, сборник Рубановой снабжен возрастным ограничением (18+) и действие закона на него не распространяется, а во-вторых, сам закон настолько нелегитимен с точки зрения юридической и социальной практики, что говорить о нем серьезно не приходится. Между тем, некоторые эксперты считают вправе судить художественную прозу сообразно этому закону: думается, после такого мнение этих людей нельзя считать сколько-нибудь серьезным…».
Марк Липовецкий, литературный критик, доктор филологических наук:
«…можно найти «порнографические» сцены не только у Апулея, Боккаччо, и Рабле, но и у Пушкина («Гаврилиада»), Бунина («Митина любовь» и «Темные аллеи»), Льва Толстого («Дьявол», «Крейцерова соната»), не говоря уже о «Крыльях» Кузмина и «Лолите» Набокова. В этом смысле нет никакой разницы между изображением гетеросексуальной и однополой любви. В конце концов, с 1989 года гомосексуализм не является уголовным преступлением, что бы ни говорили нам православные депутаты. Кампания против гомосексуализма отдает ханжеством и ксенофобией, она неприемлема в любой сфере. Но особенно в литературе. Все искусство ХХ века со всей доступной ему силой доказывает, что для него не существует запретных тем. Главный урок культуры XX века состоит в том, что моральные ограничения не приложимы к искусству. Более того, навязывание таких, часто сиюминутных, представлений в качестве критерия оценки художественного текста, к тому же, ни в коей мере не обращенного к детям (+18), само по себе аморально. Напомню также, что представления о порнографии менялись от века к веку. В XIX веке порнографией считались поэмы Ивана Баркова и «Гаврилиада» Пушкина — сейчас они широко издаются. В начале ХХ века за порнографию привлекали рассказы И.Бабеля, которые сейчас включены в учебные программы. Порнографией называли и «Улисса», и «Лолиту». Однако, это не мешает ведущим историкам литературы видеть именно в этих произведениях величайшие достижениями искусства ХХ века. И если сопоставлять рассказ Епифанцева с этими образцами, станет ясно насколько беспочвенны попытки объявить рассказ «Джеймс» порнографией».
Их мнение не было принято во внимание, тираж сборника эротических рассказов был уничтожен, и сейчас книга существует только в электронном виде и, как я понимаю, в полуподпольном качестве: она и есть, и ее, вроде, нет.
Этот случай наглядно показывает, насколько деструктивно закон о гей-пропаганде сказался литературном, да и на всем культурном ландшафте России. Сожжение сборника рифмуется с запретами другого рода, — например, недавно выяснилось, что квир-темы стали табу для студентов ВГИКа, старейшего киновуза Европы.
Оптимист всегда найдет лазейку, вот и я, пострадав, надумал, что случай со сборником “Я в Лиссабоне. Не одна”, напоминает насколько неоднороден литературный процесс. И если на одном конце вселенной книжный обозреватель Галина Юзефович, выступает в роли ретроградной, сообщая, что особое выделение ЛГБТ-литературы сеет “рознь и сегментацию”, то на другом — ее коллега Анна Наринская излагает точку зрения менее “олдскульную”, размышляя о естественном праве искусства на “неконвенциональность”:
«Эротическая проза, подобная новеллам, собранным в сборнике «Я в Лиссабоне. Не одна» — часть мейнстрима современной словесности. Что до графичности описаний в некоторых текстах сборника — хочу заметить, что к началу XXIвека литература и кинематограф успели раздвинуть рамки нашего восприятия до такой степени, что подобные сюжеты, поданные в художественном контексте, оказываются для читателя частью определенной традиции и рассматриваются с большой долей условности. Ни о какой порнографии здесь не может быть и речи. Задача литературы — описывать жизнь во всей ее полноте. Так что в невозможно замолчать такую важную ее составляющую как чувственность, какими бы странными на взгляд «среднестатистического» человека ни были ее проявления. Искусство не было бы искусством, если бы предлагало нам только картины конвенциональных и благопристойных любовных отношений”.