Никогда не поздно или Старость не для слабаков

#щасте Хельмута Бергера

“Helmut Berger, meine Mutter und Ich”/ “Хельмут Бергер, моя мать и я”. Из этой истории мог бы получиться веселый роман. Именно веселый, — по настоящему, потому что на дне смеха было б темное дно.

Так и представляю себе эту женщину, немолодых немецких лет, которая, сидя в своей деревне на диване, говорит: “Это был самый красивый мужчина на планете”. Она увидела его в интернете и едва узнала, — прекрасный принц, что с тобой стало?

“Моей маме и раньше приходили в голову дикие идеи, от которых мы с сестрой могли только смеяться, — рассказывает немецкий режиссер Валеска Петерс, — Только ни одна из них не была реализована”.

Но не в этот раз.

Мать режиссера решила спасти Хельмута Бергера, звезду фильмов Лукино Висконти. Она, финансовый контролер по профессии, решила погуглить своего некогда любимого актера и пришла в ужас: скандальные появления на публике, алкоголизм, стыдная бедность, три дня позора в реалити-шоу.

“Я так не оставлю”, — заявила она дочери по телефону. И впрямь, довольно скоро уже сидела в поезде, направлявшемся из нижне-саксонской деревни на юг, в Зальцбург.

А еще через какое-то время уже сам Хельмут Бергер сидел у нее дома и пил кофе.

Вообразите, делить с Висконти его виллу на Искье, а потом оказаться в садовом домике в деревне Нордзель, где главное культурное событие — выборы “королевы урожая”.

Она уговорила своего идола вернуться в кино. Разумеется, режиссером должна была стать ее дочь, прежде снявшая две короткометражки. “Сначала я отнеслась к идее скептически, — говорит Валеска Петерс, — но потом подумала: если она умудрилась уговорить Бергера, то надо дать ей шанс”.

Втроем они встретились в Париже, — Валеска придумала историю, которую актеру следовало разыграть, и получилось так, что он, “белокурая бестия” в отставке, вошел во вкус.

И мог бы получиться художественный фильм, да только опять вмешалась мама.

Она собралась спасать человека силами кино. Несколько месяцев Хельмут Бергер провел на ее ферме в деревне. “Я была ошарашена, — говорит режиссер, — Я хотела снимать его в Париже, Риме и возможно, в Берлине, но не на диване моей матери”.

Режиссер пробовала разговорить Хельмута Бергера перед камерой, — но тщетно. Стоило вспыхнуть огоньку, как он становился актером, который дает интервью, он говорил, что ему на всех наплевать, выступая в амплуа престарелого засранца. Однако ж вне камеры был открыт, свободен, разговорчив — рассуждал о любви, одиночестве, смерти. Он говорил, она записывала.

“В кругу моей семьи Хельмут был «нормален». Я хотела непременно обозначить в фильме эту черту его личности, — и так пришлось в духе совершенно классическом сопровождать его с камерой. С нами со всеми у него получалось действительно лучше”.

В итоге вышло нечто среднее между хоум-муви и мейкин-оф, нечто между кино-иконой, фигурой символической, и «дядей Хельмутом», который составляет список покупок: “иногда мудрый, иногда достойный сожаления, иногда веселый, иногда вредный, иногда сердечный, а иногда иронично-едкий”.

Бергер появляется в фильме и в обычном для себя духе: “Старость не для слабаков”, — говорит он. Но далее вспоминает детство и деспотичного отца, свои отношения с Лукино Висконти, с которым был вместе вплоть до его смерти. Бергер говорит, что, оставшись один, хотел покончить жизнь самоубийством, что после Висконти не любил уже никого.

Валеска Петерс долго искала свое место в фильме: “Кто я? Режиссер? Персонаж? Дочь?”. А где была в это время мама? Наверное, кофе варила. Разливала по чашкам из фамильного сервиза. “У нас есть перед ним обязательства”, — напоминала она дочери.

И таки добилась своего. Гельмут Бергер вышел на сцену берлинского театра Volksbühne. Дебютировал в 73 года, сыграв либертина XVIII века.

“Он не такой, как мы, и никогда как мы не будет”, — была вынуждена признать мать режиссера. И тут уж не понятно, рада она была или огорчена.

“Она хотела спасти Хельмута Бергера, что удалось и ей, и ее дочери, — пишут о фильме немецкие кинокритики, — Правда, на иной лад, нежели мать полагала. Фильм показывает, что Хельмут Бергер никогда не был потерян. Только знает ли он это сам?”.