“Нора Вебстер” как квир-роман
Новую англоязычную классику, роман «Нора Вебстер», вышедший год назад на русском в издательстве «Фантом Пресс», можно читать как квир-прозу, а можно и не читать. Считать ли его квир-романом, — вот в чем вопрос.
В пользу квирности этого текста свидетельствует сам Колм Тойбин (автору, кстати, завтра исполняется 64). «Нору Вебстер» он закончил в конце 2013 года, в разгар дебатов о гей-браках в Ирландии, в которых сам, будучи открытым геем, принимал активное участие. Тогда же он не раз говорил, сколь фундаментальную роль в формировании личности играет принятие своей (гомо)сексуальности. Кроме того, писатель, дважды претендовавший на премию «Букер», полагает, что гомосексуальность помогает ему хорошо понимать женщин и описывать их с такой психологической достоверностью.
Все это указания косвенные, — на уровне сюжета гомосексуальность в «Норе Вебстер» не играет никакой роли. Можно говорить о квирности в самом расширительном роде. Роман описывает три года жизни жительницы городка Эннискорти, матери четырех детей, от того момента, как она овдовела (1969), и до того, как позволила себе вдовьи вериги сбросить (1971). Оставшись без мужа, женщина средних лет обнаруживает, что только через покойного супруга, школьного учителя, со внешним миром и общалась, — преодолению возникшей чуждости и посвящен весь роман, который со всей очевидностью отсылает к великой «женской» классике: тут и ибсеновская Нора, и «Анна Каренина».
Колм Тойбин говорит, что взялся за этот текст в 2000 году с намерением создать ирландскую «Мадам Бовари», — «только без мадам и без Бовари». Есть и еще один поклон большой литературе: в Ирландии, слышал, есть лишь одна Нора — Нора Барнакл, муза и жена Джеймса Джойса, она же прототип той самой Молли из «Улисса».
У Тойбина, университетского преподавателя, все эти аллюзии, конечно, намеренны. Он хотел написать «большой роман», он смотрел на другие «большие романы», — так получился текст повышенной читательской комфортности, вызывающий местами чувство «дежавю».
Нора Вебстер, умная, одаренная женщина средних лет, вынужденная переформатировать свою жизнь, цепляет сразу, в сложную фигуру вырастает уверенно, — и не в последнюю очередь благодаря музыкальности слога. Автор умеет выстраивать строку с медитативной ритмичностью. Быстро втянув в свой текучий мир, он отточенными синкопами не забывает читателя встряхивать (и тут заодно надо поблагодарить Алексея Смирнова, переводчика на русский).
Событий в романе немного, трагедий нет, на драму не тянут и все те бытовые сложности в жизни женщины, осознающей свою самость: Нора Вебстер продает семейную хибару у моря, находит работу и новые приятельства, вспоминает, что умеет петь, заново открывает для себя классическую музыку. Мир самостоятельных решений она осваивает параллельно с воспитанием детей. Старшие девочки выросли и уехали учиться, а младших мальчиков смерть отца задела в большей степени: один начал заикаться, а другой живет в тревожности, — в испуганном предчувствии новой семейной катастрофы.
Нет, это не Толстой, и не Флобер.
Психологическому роману старой школы с его перепадами эмоциональных температур в нынешней литературе нет места. Душевные бури Колм Тойбин увел в непроговариваемое, — от чего только выиграл: главная сила этого текста в чувстве мощного подводного течения, как бы ни мелка была житейская рябь. Кстати, западные критики, формулируя свои похвалы, то и дело вспоминают “водные” метафоры, — что в данном случае неизбежно.
«Нора Вебстер» — роман-утешение, то есть близкий родственник «Бруклина» (2009), принесшего Тойбину мировую славу: там магия создается похожим образом, — она вырастает из мозаики ретро-быта.
«Бруклин» собственно и был отпочкованием от «Норы Вебстер»: упомянув ирландскую девушку, которая уезжает за новой жизнью в Нью-Йорк, Тойбин решил вырастить ее в главную героиню отдельного романа, — так «Нора» была отложена до следующего десятилетия, и появилась Эйлиш.
Литература может быть родом поглаживания, а большая проза, по словам автора, в какой-то мере и должна быть им. Романы Колм Тойбин сравнивает с колыбельной, которую поют ребенку.
«Нору Вебстер» можно назвать и романом-посвящением: местом действия он выбрал родной городок Эннискорти, главным прототипом Норы стала его собственная мать, тоже рано овдовевшая. Прописал и себя, — о чем чуть ниже.
Тойбин не из тех авторов, которые проборматывают источники вдохновения, выуживая их бессознательно, для себя иррационально. Романы его — и «Нора» не исключение — результат плана, и большое удовольствие наблюдать, как, поймав большую волну, автор уверенно ей следует, а затем меняет на другую, и так до самого конца. Он ведет, иными словами, — то есть выгодно отличается от многих своих коллег, которые в романном формате, скорее, толкутся.
Случайностей в книге, в общем, нет, — и некоторые детали разложены так, что кажутся улыбками «для своих».
Вот Нора едет в Ситжес, где, плавая близ пляжа за церковью, пытается запомнить момент как один из самых счастливых. Сам Тойбин был на этом испанском гей-курорте. В 1970-е он на пару лет уехал за свободой в Барселону, и, полагаю, позже не раз туда возвращался.
А вот совершенно кэмповый персонаж — бывшая монашка, эксцентричная преподавательница музыки, которая с легкостью рассуждает о гомосексуальности Шуберта.
А вот и покойный отец — его зовут «Maurice», как и героя гей-романа Э.М. Форстера. В сети я наткнулся даже на предположение, что покойник был геем и это, мол, Колм Тойбин хотел обозначить. Мне же кажется, что гей в «Норе Вебстер» — другой.
Род ложного финального занавеса в книге играет сцена сна — к Норе приходит ее покойный муж, она спрашивает, все ли будет хорошо с ее детьми, и всем Морис сулит хорошее, кроме одного, самого младшего.
Когда отец Колма Тойбина умер, то их осталось трое: мать, он сам и его брат. В «Норе Вебстер» чувство утраты разложено главным образом на троих, — мать и двух ее сыновей. С кого же списан испуганный младший, не сводящий с матери глаз?
Кто на самом деле маялся в ожидании новой катастрофы?