“Приключения” Екатерины Шульман

и почему я не слежу больше за ее деятельностью

Недавно случилось удивительное. Я отказался следить в соцсетях за деятельностью Екатерины Шульман, популярного эксперта общественных наук. Перестал следить за телеграмом, не смотрю на ютубе, больше не читаю многочисленных интервью. Причина простая: гомофобия.

В день, когда стало известно, что Минюст РФ намерен объявить экстремистским «ЛГБТ-движение» (кавычки мои, такого «движения» не существует), Екатерина Шульман, живущая ныне в Берлине знаток государственных устройств, написала в телеграме краткое и — да, именно, — удивительное. «Простите, а кроме приключений мочеполовой системы у нас другая предвыборная политика имеется? Я все понимаю про биополитику, но тут явно нездоровая фиксация какая-то»

Нелишне отметить, что это реакция известного, влиятельного ютубера-миллионника на намерение режима Путина загнать в тюрьму ЛГБТ-людей. Речь не о полном запрете на квир-публичность, как это было сделано в прошлом году ужесточением законов о “пропаганде ЛГБТ”, а намерение еще более жестокое, — легитимизация нового рычага давления. Назначить человека актором «движения» можно хоть за радужный значок на рюкзаке, хоть за квир-фильм в компьютере, да хоть и за отставленный жеманно пальчик, — критерии, как обычно, расплывчаты, раздолье для карьеристов от власти: кого хочу, того и назову. Кто угодно может быть назван «экстремистом», фактически это значит: родился геем, лесбиянкой, транс-человеком равно экстремист.

Власть сулит ЛГБТ-людям, всем без исключения, тюремную решетку, а Екатерина Шульман, самый известный на сегодня русскоязычный эксперт в области общественных наук, распоряжается своим влиянием так: она обозначает жизнь ЛГБТ-человека как «приключения органов мочеполовой системы».

Есть, вот, я, квир-человек: живу с мужем, пишу про квир, дружу с квир-людьми, хожу на квир-выставки, фильмы, спектакли, дарю подарки на однополых свадьбах, обсуждаю с квир-людьми тонкости жизни квир-семей, — в общем, веду самую рядовую жизнь квир-человека. Конечно, надо бы заметить, что ЛГБТ-проблематика не составляет единственного интереса в моей жизни, но это, безусловно, часть жесткого диска личности, — вынь ее, вся система будет иной.

Но в модели мира Екатерины Шульман вся моя жизнь, все мое существование — «приключения органов мочеполовой системы», а осознаваемая важность Queerness — это, по логике уважаемого политолога, «нездоровая фиксация».

Квир-френды попробовали объяснить мне, что эта реплика — не гомофобия, а скрытая цитата из путинского законотворчества последних лет: мол, смотрит она на малоумных прапорщиков во власти и говорит их словами — постмодернизм, как он есть.

Я полагаю, если утка крякает как утка, то очевидно это утка и есть. Тем более, что позднее никаких объяснений не последовало: Екатерина Шульман походя свела мою жизнь, жизнь ЛГБТ-человека, до «приключений органов мочеполовой системы», и пошла жить дальше свою увлекательную гетеросексуальную жизнь.

Легкость исполненного пинка и отсутствие каких-либо попыток отыграть назад, признать свою ошибку, показывает мне мое место в модели мира Екатерины Шульман: я, квир-человек, незначительная величина, статистическая погрешность, которую можно учитывать в виде заметки на полях.

Это не означает, разумеется, что Шульман готова отказать мне в моих гражданских правах или когда-нибудь будет готова на это, — речь о неуважении и пренебрежении в категориях мира, в котором живу я, речь, иными словами, о категориях куда более тонких, которые, возможно, не существенны в публичном диалоге уважаемой ученой с путинизмом, но принципиальны в моих, частных координатах: прогрессист и либерал в мире коллективного путина, Екатерина Шульман — гомофоб и консерватор по моему счету. В воображаемом справедливом мире, где Путина нет, а Россия стала частью ЕС, Шульман находится где-то рядом с Виктором Орбаном, венгерским премьером, одним из самых знаменитых гомофобов Евросоюза, и ее, как и его, костерят на все лады ЛГБТ-активисты.

Я предпочел отказаться от контента Екатерины Шульман, и, конечно, среди людей мне этически близких останусь в меньшинстве, — людям нужны кумиры и ориентиры, так легче жить. Но это как частное участие в политических процессах: своим крестиком или ноликом выбираешь то, что сам считаешь важным.

В качестве ответа на неуважение мне удобней всего увеличивать дистанцию.

Означает ли это, что я ставлю под вопрос профессиональные компетенции Екатерины Шульман? Нет. Но уже из чувства брезгливости я не смогу больше внимательно следить за ее деятельностью. «Приключения органов мочеполовой системы» — пример гомофобии не от скудоумия. Екатерина Шульман исключительно умна. Это пример гомофобии не от необразованности, — и тут мог быть длинный список ее степеней, званий, наград. Это, пожалуй, пример гомофобии физиологической, когда раба ее диктует не разум, а чувство.

Такие гомофобы были. Ближайший пример — Маргарет Тэтчер, в 1980е годы попытавшаяся институционализировать гомофобию в Британии. Такие гомофобы будут, — и тут важно указывать им о статусе-кво общества к которому они на словах зовут: ты можешь быть гомофобом с собой наедине, публично отказывать мне в уважении ты не имеешь права.

Я говорю тебе «нет».

Означает ли это, что моя благодарность Екатерине Шульман уменьшилась? Ни в коем случае. Я благодарен, что после 24.2.22 она раз за разом упорядочивала хаос, объясняя происходящее. В стрекоте швейной машинки, методично и быстро, ровной полосочкой вбивающей стежок за стежком, есть своеобразный оптимизм.

Послушал, спасибо, мне помогло, — а теперь пора и честь знать.