“Сюрприз: хороший советский фильм”
свобода женщины и “Москва слезам не верит”
В чем ценность фильма “Москва слезам не верит”? А в том, что в нем наглядно представлены ступени женской эмансипации: от патриархата — к свободе самоопределения. Возможно, по этой причине картина Владимира Меньшова получила премию «Оскар»; в начале 1980-х она говорила о том, что наболело у американок, — предполагает Константин Кропоткин, попробовавший посмотреть позднесоветскую классику через фем-очки.
Лос-Анджелес. 31 марта 1981 года. В “Павильоне Дороти Чандлер”, одном из крупнейших концертных залов США, объявляют победителя в номинации “Лучший фильм на иностранном языке”. 15-летняя Брук Шилдс, “девочка-женщина”, только что ставшая знаменитой благодаря эротической ленте «Голубая лагуна», с очаровательной неловкостью представляет претендентов. Среди них: “Последнее метро” Франсуа Трюффо, “Тень воина” Акиры Куросавы, “Доверие” Иштвана Сабо, “Гнездо” Хайме де Арминьяна, — и, наконец, “Москва слезам не верит”неизвестного голливудскому истеблишменту Владимира Меньшова. Как в том же году объяснит New York Times, это всего лишь вторая полнометражная работа советского режиссера.
“Moscow Does Not Believe in Tears”! — звучит название фильма- лауреата. Аплодисменты слышны, но их уместней назвать вежливыми, нежели бурными. В зале с лицом, скорее, кислым сидит британец Питер Устинов, главный “русский” в тогдашнем Голливуде. Статуэтку на сцену выходит получать Анатолий Дюжев, атташе по культуре советского посольства.
Западная пресса напишет потом, что “Оскара” выдали шпиону КГБ, — Холодная война в самом разгаре. Летом предыдущего года от участия в Олимпиаде в Москве отказались 65 стран, протестовавшие против вторжения советских войск в Афганистан. Через два года, в марте 1983-го, президент США Рональд Рейган назовёт СССР “империей зла”. В своей речи перед религиозной публикой в Орландо, во Флориде он осудит не только коммунизм, но и “антиамериканских либералов”, поддерживающих “безбожие”, — в чем подразумевается свобода любви, ЛГБТ-права, право на аборты, легализация проституции.
Вручение “Оскара” советскому фильму можно расценивать как реакцию прогрессивного “Нового Голливуда” на американскую полемику между консерваторами и космополитами, между сторонниками “традиционных” ценностей и сторонниками открытого мира. “Свобода” — рефрен, который стоит отметить в американских отзывах на фильм. “Москва слезам не верит” как предвестник нового направления советского кино”, — писала в 1981 году San Diego Tribune. Американские критики отмечали удивительную артистическую вольность, предъявленную в картине, и видели в том растущую слабость коммунистической системы, над которой уже можно подшучивать.
Свобода московских “лимитчиц” — Кати, Люды и Тоси, — обозначена в картине Владимира Меньшова как нечто разумеющееся само собой. Советские девушки независимы в решениях, а бесслёзная, жесткая к неофитам Москва предлагает всю широту выбора: путь патриархальный, — муж, дети, дом, — как у Тоси; путь самосовершенствования, как у Кати, полагающейся только на себя, вкладывающейся в образование и делающей карьеру. Есть и путь Люды, — она, если измерять американскими мерками, тянет нить своей жизни, словно сверяясь с героинями голливудской комедии “Как выйти замуж за миллионера”, знающими, что миром правят мужчины, которыми правят женщины.
“У них свои женщины есть”, — говорит о москвичах-мужчинах Катя. «А мы не хуже ихних», — напористо отвечает Люда.
Какой из типажей советских женщин оказался ближе всего широкой американской публике, можно догадаться по плакату, которым “Moscow Does Not Believe in Tears” рекламировали в 1981 году в США. Катя, главная героиня фильма, сведена до малоразборчивого пятна, чуть больше милая Тося, помещённая на третий план, а в самом центре Люда, самый озорной, самый кэмповый образ советского фильма, — героиня Ирины Муравьевой выстреливает отточенными афоризмами с лёгкостью Аниты Лус, голливудской сценаристки, громко сообщившей в своё время, что ”Джентльмены предпочитают блондинок”. Это женщина- хищница, самый разработанный в американском кинематографе типаж сексапильной остроумицы.
”Это пистолет в вашем кармане, или вы просто рады меня видеть?” — фразу Мэй Уэст, звезды 1930–40-х годов, вполне могла произнести советская Людмила, сексуальной жизни которой сценарист Валентин Черных посвятил немало страниц в новеллизации фильма «Москва слезам не верит».
Из всех трёх экранных женщин американские кинокритики меньше всего оценили Тосю. Писали, что героиня Раисы Рязановой “скучна”, “лишена воображения”. Эксперты по ту сторону Атлантики не прочли ревизионистской тоски ”понаехавших” в Москву Меньшова и Черных по “исконности”, “подлинности”. Эмансипе, она потому эмансипе, что мужика ей не попалось хорошего, — этот посыл повторяется в фильме снова и снова, снова и снова проигрывая бесконфликтную идиллию Тоси и Коли, которые, как мифические Филемон и Бавкида, вписаны в патриархальный, весьма условно советский круговорот времени; у них все есть, им ничего сверх определенного судьбой не надо.
“Счастливая ты”, — говорит Тосе Катя. “Какая же ты счастливая”, — вторит Люда, обращаясь к Кате, когда та нашла, наконец, мужчину, к которому можно приложить хрупкое плечо.
Общеизвестный факт: в Советском Союзе картина “Москва слезам не верит”, собравшая 90 млн. кинозрителей, была невысоко оценена профессиональным киносообществом, — слишком уж просто, на потребу публике. В 1983 году New York Times объясняла, что фильм полюбился советским зрителям (и не пришёлся по душе советским профессионалам от кино), потому что “показал людям их самих в сочувственном, романтизирующем свете”. “Москва слезам не верит» не был, возможно, великим фильмом, но он выразил рядовую советскую мечту без политического инакомыслия, тяжеловесных моральных суждений и жесткой пропаганды”.
Фильм Меньшова с бесхитростной прямотой имитировал “хорошую жизнь”, что было особенно уместно в Москве накануне летней Олимпиады, претендовавшей на образ свободного, современного города. У 40-летней Кати, одетой с изысканной строгостью, свой автомобиль, она же в крохотной советской кухне ставит на стол супницу, а не разливает суп по тарелкам прямо из кастрюли. Эти детали настойчиво маркируют благополучие. Американские зрители не прочли и этого посыла, — критики в США писали о сатирических нотках советской картины, очевидно не понимая, почему директор крупного предприятия не имеет даже собственной спальни, вынужденная спать на раскладном диване.
“Москва слезам не верит” с бюджетом в полмиллиона советских рублей заработала в американском прокате 2,5 млн. долларов, — неплохой результат для иностранного фильма в США, зацикленных на собственном кинематографе и традиционно полагающих себя точкой отсчета всего на свете.
Что же увидела Америка в драмеди из СССР?
Мужское и женское, мужчина и женщина, — эта дихотомия проговаривается в фильме Меньшова неоднократно, пытаясь, кажется, подчеркнуть сложившееся статус-кво, но на деле — просто силой художественной правды — предлагая его оспорить. “Это картина о женщинах,… которым случилось жить в Москве, но они могли бы жить и в любом большом городе в Соединённых Штатах. Проблемы те же. Радости тоже”, — в 1981 году писал кинокритик San Diego Tribune, в статье под названием “Сюрприз: хороший советский фильм”.
Заслуживает внимания сцена в воображаемом советском 1958 году, где Катю, ударницу фабричного труда, инструктирует режиссер с телевидения, властная волевая женщина: она сообщает героине репортажа, что той следует отвечать и как выглядеть. Для сравнения: Пэт Харпер, первая в истории США женщина-телережиссер, приступила к своим обязанностям в Нью-Йорке в 1975 году. Как экранный типаж женщина- журналистка станет обыденностью в США в 1980–90 гг.
“Москва слезам не верит” стала предметом разговора в то время, когда в Америке пыхали Sex Wars, споры вокруг ратификации федеральной поправки о равных правах для женщин и мужчин, а у всех на устах была Филлис Шлэфли, лидер женщин- консерваторов. Тогда прогрессизм потерпел поражение, — поправка не была подписана, определенный на это законом срок истёк в 1983 году.
Сколько свободы может позволить себе женщина — таков был общественный запрос. Тогда же в США кассовым шлягером стала комедия “С 9 до 5", где три типажа “работающих девушек” воевали с мужланами на рабочем месте. Критика американского фильма 1980 года чрезвычайно похожа на советские отзывы на ”Москву” — мол, второсортная пошлость. Хвалили только Долли Партон, обаятельную озорную блондинку, кэмповую в сопоставимой мере, что и советская Люда. Эмансипированная Джейн Фонда особой любви критиков (мужчин) не снискала.
Надо бы отметить, что комедия «”С 9 до 5" показывает женскую силу как трикстерство. “А почему бы нам не убить шефа”, — фраза, вынесенная в название в немецком прокате, исчерпывающе описывает суть фильма. Его героиням приходится духовной родственницей бедовая секретарша, выдавшая себя за начальницу в “Деловой девушке”, популярной американской картине 1988 года.
Любопытно, что именно талант тролля, который неустанно демонстрировала Филлис Шлэфли, и остановил принятие американской поправки о равных правах: на публичных дебатах она с завидным спокойствием перелицовывала программные речи оппоненток-феминисток, рассуждая, например, о принудительных абортах и обязательной армейской повинности для женщин, о совместных душевых и кошмарах однополых браков, допускающих, что “извращенцы получат те же права, что мужья и жены”.
Очевидно, что в США 1980-х женщине, чтобы добиться своего, нужна была авантюрная жилка. Советская self-made woman была в меньшей степени hand-made, — у права женщин на образование, на работу в СССР была куда более длинная родословная, нежели в Америке.
“Оскар” за лучшую женскую роль в 1981 году получила Сисси Спейсек, — она сыграла “Дочь шахтёра”, звезду “кантри”, мужем битую и силой таланта ставшую национальной суперзвездой. Журнал Rolling Stone писал об “инстинктивном феминизме рабочего класса”, рассказывая о певице-прототипе Лоретте Линн. “О, как тяжела доля всех женщин, — за ними всегда следят, они все время взаперти, под присмотром родителей, до тех пор, пока не станут жёнами, а затем они — рабыни своих мужей до конца своих дней”, — строчки из хита Линн описывают, кажется, беду (и последующую победу) “Члена правительства”, главной героини советской “оптимистической драмы” с Верой Марецкой в главной роли. Рисунок судьбы, сделанный на студии Universal Pictures в 1979 году, в общих чертах повторяет сценарий, разыгранный в павильонах “Ленфильма” в 1939-м, за сорок (!) лет до того.
Очарование “Москвы” для американцев (и в первую очередь, для прогрессивных американок) было, думается, в естественности, с какой Катя идёт путём самоопределения. Протеста в ее жизни нет, — есть только незамутненная уверенность в своем праве быть собой, непоколебимое знание, что человек сам несёт ответственность за свои поступки. Чего не видели в США — так это того, что за плечами Кати длинный ряд советских экранных героинь, уехавших учиться в большой город. Уже внешне героиня Веры Алентовой чрезвычайно похожа на директрису текстильной фабрики из “Старых стен”, мелодрамы 1973 года, где Людмила Гурченко, главная советская дива, сыграла начальницу без типичных для себя ужимок и прыжков.
Примерив фем-оптику, нужно, разумеется, отметить, что желания Кати вряд ли получили бы полное одобрение нынешних феминисток, — она, по нынешним меркам, ставшая жертвой сексуального насилия, позднее все же не отказалась от утопической идеи об идеальном мужчине и готова мужчине подчиняться даже после того, как сама получила реальное влияние. Персонаж Алентовой — не только директор фабрики, выпускающей что-то женское, но и депутат Моссовета, женщина-политик. Влияние ее на мужчин неоспоримо; причём, это несексуализированая сила, — повзрослевшая Катя не скрывает своего ума, она умеет управлять мужчинами, и те готовы ей подчиняться.
В поисках ответа на вопрос, чем советский фильм тронул американцев, легко предположить, что он, раздав всем сестрам по серьгам, был воспринят как экзотизированный слепок тогдашней Америки. Три москвички наглядно представили ступени американской эмансипации, где Тося отвечает за мир женщины патриархата, Люда реализует тип голливудской “профессиональной леди”, популярный в 1930–50 годы, а Катя, сделавшая себя сама, кажется продуктом американского феминизма 1970-х. Показательно и то, что один сценарий жизни мирно, дружественно сосуществует с другим, — подруги, какими бы разными ни были, остаются друг другу опорой, поддержкой и, если угодно, образом ненуклеарной семьи, объединяющей людей по признаку душевного родства.
В начале 1980-х американские феминистки проиграли, а федеральная поправка о равных правах не принята в США и по сей день. Для Филлис Шлэфли это была пиррова победа, как недвусмысленно показывает сериал “Миссис Америка” (2020). С успехом завершив крестовый поход против феминизма, героиня Кейт Бланшетт вновь оказывается на кухне. Имея ученую степень политолога, будучи экспертом по ядерному вооружению, миссис Шлэфли награждена правом вернуться к плите. В мире, где правят мужчины, — правят мужчины. Женщине в этих условиях можно рассчитывать только на снисхождение, милость, милостыню.
“Радоваться надо! Девка у нас родилась!” — кричит разбитная Люда, вместе с другими встречая Катю возле роддома. Много ли радости у советской гражданки было на самом деле, рассказывала Наталия Мальцева в самиздатовском альманахе ленинградских феминисток “Женщина и Россия”: “Уставшие после рабочего дня, они спешат в детские сады. С сумками, полными продуктов, они волокут за собой детей. Они втискиваются в жутко переполненный общественный транспорт, расталкивая локтями людей, пробираясь к свободному месту, если оно есть. Они возвращаются домой, где их ждут новые заботы. Надо приготовить ужин, накормить мужа и детей. Это женщина- работница, у неё нет на это другого времени”.
Это эссе было подпольно опубликовано в 1979-м — в том же году, когда снималась картина “Москва слезам не верит”. О сердечности советских женщин в США рассуждали, когда Наталия Мальцева была осуждена на два года условно за антисоветскую агитацию, а ее соратницы по журналу были вынуждены покинуть СССР.
Мальцева вышла на свободу в феврале 1981 года, — а через месяц в США не пустили никого из создателей фильма «Москва слезам не верит». В марте 1981 года на сцене “Павильона Дороти Чандлер”, во время “оскаровской” церемонии, с краткой речью выступил советский дипломат Антон Дюжев. Держа статуэтку, которая не скоро попадет в руки к режиссёру Владимиру Меньшову, он по-славянски раскатисто поблагодарил причастных к созданию картины «”Moscow Does Not Believe in Tears”, давая понять и то, что сам фильма не видел. Во всяком случае, фамилию Веры Алентовой, исполнительницы роли Кати, представитель советского посольства произнёс с ошибкой.
Впервые опубликовано на сайте Republic в январе 2021.