У пруда

почему гей — это везение

И вчера, и сегодня с удовольствием думаю, как же мне повезло быть геем. Потому думаю, что 30 ноября 2023 года российские власти обозначили меня, в числе прочих миллионов и миллионов жителей планеты, как экстремиста, а с другой стороны — в тот же день симпатичные мне ребята затеяли новое медиа — «just got lucky», — «просто повезло».

Не скажу, что я впервые думаю эту мысль. Я ее периодически думаю, что помогает мне быть счастливым.

Еще двадцать лет назад в парке, во Франкфурте-на-Майне на меня напали малолетние гомофобки. Говорить по-немецки я тогда не мог, и, усевшись рядом со мной на скамейку, справа и слева, две девицы, схожие жирным блеском в очах, стали игриво меня в бока подталкивать, говоря на английском, хихикая: «Ну, что красавчик, что делаешь, красавчик? Ты же красавчик, да?». Я тогда растерялся, а они, потыкав, исчезли — как корова языком слизала. Я принялся трястись и содрогаться только, когда муж, мой тогдашний муж вернулся, он ходил в киоск за мороженым, чтобы потом с этим мороженым посидеть со мной на скамейке и поглядеть на красивую гладь паркового пруда, да на изысканным образом высаженные деревья.

Зла на тех поганок я не держу не потому, что уверен: готовность бить слабых — бомба замедленного действия, и те девицы свое, конечно, получили. Просто тогда, чтобы не впасть в хандру, я проделал упражнение, которому с недавних пор есть даже расхожее определение «чекать привилегии».

Я подумал тогда, что вообще-то, если бы не был геем, то не сидел бы сейчас с мужем в прекрасном городе, в прекрасном парке на берегу прекрасного пруда. Муж мой тогдашний, кстати, моего негодования не понял: «Они называли тебя красавчиком, так ты ж и есть красавчик», — изможденные тощие юноши для него и есть красота, а я, значит, в их числе.

Я посидел, подумал и утешился. И позже, сталкиваясь с гомофобией того или иного рода, не раз думал в направлении схожем, — я другой, да, и факт этот принес мне много хорошего, удивительного, прекрасного, любоепозитивноокрашеноеприлагательное.

Это так. Оглядываясь назад, могу утверждать, что гомосексуальность принесла мне несопоставимо больше пользы, нежели вреда. Да, надо мной издевались в школе, да меня поколачивали в вузе, да, было много и других тычков, оскорблений, унижений того или другого рода. «А у тебя девушка есть?» — сколько раз я слышал это, наблюдал знакомый масляный блеск в глазах, жажду сплетни, поживу для расправы, повод для шепотка.

Было? Было.

Но это фон, а не суть, шум, скорее, белый, нежели нечто действительно стоящее внимания. Если судить в числах больших, в важных числах моей жизни ( а полтос — это вам не кот наплакал), то все это начетничество, ненужное укрупнение, в сущности, незначительного. Какие-то битвы, может, и были проиграны, но победа в войне уж точно за мной. Сейчас я счастлив именно таким образом, каким хотел, именно потому, что я гей. Я занимаюсь чем хочу, я дружу с кем хочу, у меня семейная жизни моей индивидуальной мерки именно потому, что я — гей.

Если бы я был гетеросексуальным большинством, то у меня не было бы нужды проделать то огромное количество душевной работы, чтобы понять, кто я, что я, чего хочу, — и чего, с кем, как не хочу. А учитывая ингредиенты, выданные мне при рождения, супчик выдался бы незамысловатый: думаю, довольно рано бы женился, думаю, остался бы в родном сибирском городе, думаю, никогда бы не выбрался из бедности.

Меня всегда вело осознаваемое чувство непохожести — я довольно долго думал, что это помеха, а оказалось, что компас.

Я выбрал работу, где мне было свободней, я занимался тем, что мне было интересно, что меня не сдерживало, я уехал из России, потому что появился муж, я выучил иностранный язык, узнал и принял культуру другой страны, я увидел мир, я еще много чего увижу. Ты делаешь один логичный для себя шаг, потом другой, третий, и так без конца.

Сейчас я живу так, что длинен будет список привилегий.

Было бы, конечно, натяжкой утверждать, что все это произошло только потому, что я — гей. Но именно гомосексуальность, отдельность от большинства вынудила меня внимательней смотреть на людей, пристальней вглядываться в себя, — думать, проще говоря, размышлять.

Что мне нужно в жизни? Что важно? Что делает меня счастливым? Что мне для этого нужно предпринять?

Квир-идентичность не гарантирует счастья, — но это, безусловно, везение. В том смысле, что выдана необходимость не просто смотреть, но вглядываться, не просто слушать, но прислушиваться, не просто жить, а за отсутствием личной вписанности в традицию (и в этом отличие меньшинств сексуальных от религиозных или национальных) — вживлять себя в ткань жизни, примериваться к ней, создавать себе зоны комфорта.

Создавать, а не брать готовое.

А рукотворное, — значит, не взятое слепо, а сшитое по твоей мерке, твое личное, индивидуальное, такое, как ни у кого нет.

Квир-идентичность, разумеется, не равно везение. Это как огонь, которым можно согреться и от которого можно обгореть, на котором можно приготовить еду и от которого можно все вокруг превратить в пепелище.

Ты сам решаешь, как распорядиться этим огнем. Понимание себя как «другого» сулит много путей. Можно стать агрессивным гомофобом, чтобы не быть раскрытым, можно выучиться более изысканному притворству, — квир-людям, облеченным властью в России, есть что рассказать по этому поводу. Более того, не исключаю, что они даже счастливы в мире систематической лжи, в жизни, по моему счету, шизофренической, когда есть парадный «я» и есть «я» внутреннего пользования.

Нет же единого на всех счастья. В ту точку, из которой я пишу сейчас, я попал именно потому, что я гей. А кто-то — именно потому что гей, — может оказаться в месте совсем другом, — хоть в ГосДуме, хоть на личной яхте, хоть в лесах, хоть на рогах у черта. Посмотрел, присмотрелся, понял, принял к сведению, — и начал действовать так, как захотела душа, пошел той дорогой, которая показалась правильной.

Нет же одного на всех счастья, но отличие квир-человека от гетеросексуального большинства в том, что мы вынуждены думать, чего хотим и какими хотим быть, где, с кем, почему.

И еще одна метафора. Вот есть трамвай, который только по рельсам идет, а есть машина, которая может и гнать по прямой, и вилять, как ей вздумается. Ел бы я то мороженое на берегу прекрасного пруда, будь я «трамваем»? Нет. Писал бы сейчас так запросто о себе? Тоже нет.

Повезло? На мой взгляд, да.