Карен Шаинян: “Звезд не будет”
о “Квирографии” — первом документальном сериале, посвященном квир-людям по всей России
По самым приблизительным подсчетам в России больше десяти миллионов людей, принадлежащих к квир-сообществу. Собрать их истории воедино попытался Карен Шаинян, автор популярного ютуб-шоу «Straight Talk with Gay People». О чем его новый проект — «Квирография»? В день премьеры я задал Карену несколько вопросов.
Карен, ты со своей командой начал с Екатеринбурга, а сколько всего городов будет на карте «Квирографии»?
Двенадцать. Снято уже семь. Четыре смонтировано, три в монтаже. Еще пять мы будем снимать. Ближайший — Сочи, в декабре. Проект охватывает всю Россию: Мурманск — на северо-западе, Калининград — на самом западе. Владивосток — на Дальнем Востоке. Якутск — самая холодная точка, а Сочи — самая жаркая.
Сколько будет героев?
Поначалу мы снимали очень много. В Екатеринбурге было человек восемь. Не все попали в финальную версию. Затем мы пошли по пути уменьшения количества героев и увеличения времени, которое мы проводим с каждым из них, чтобы у человека была возможность рассказать свою историю. В последних сериях из отснятых — героев пять-шесть.
То есть в отличие от первого выпуска это будет в меньшей степени мозаика и в большей степени — прочувствованные истории. Правильно?
Да, получится подробно рассказать про каждого человека.
Как вы искали героев?
Сначала это был оупен-колл в соцсетях. Для меня было удивительно, как много людей в разных городах знакомы с тем, что мы уже снимали. Они видели наши интервью. Поэтому когда они видели мои посты, что я ищу героев, они пересылают объявление «сарафанным радио» каким-то друзьям. Кроме того, кого-то к нам приводят друзья друзей. Так находится довольно много желающих выступить с открытым лицом.
Насколько легко, на твой взгляд, квир-люди в России отказываются от своей анонимности?
Когда люди нам пишут, то они уже понимают, что они не будут анонимны. Но было несколько довольно обидных случаев. Например, в Калининграде у нас было очень хорошее интервью с людьми, которые очень сильно хотели. А на следующий день они, рыдая и извиняясь, сказали, что не могут принять участие, потому что узнал кто-то из родственников, партнеров по бизнесу, — начали запугивать, — и, типа, мы этого не выдержим, извините, пожалуйста. Тогда все, конечно, теряет смысл, мы выбрасываем отснятое в корзину.
Каков процент таких случаев в общем количестве?
Таких единицы. Это исключительные случаи.
Ты даешь квир-людям из провинции новую видимость, а это означает для них и новые риски. Почему, на твой взгляд, ты, как автор, имеешь право рассказывать о них и их показывать? Как ты сам решаешь для себя этическую проблему?
Очень важный вопрос. Мы много спорили внутри команды — с режиссерами, операторами. Дело в том, что люди, которые принимают участие в фильме, — все совершеннолетние, они сами несут ответственность за себя. Помимо того, что это наш авторский проект, — это площадка для людей, которые хотят быть видимыми, у них есть в этом потребность. Мы даем им возможность высказаться. Мы действуем как платформа — как гугл, как ютуб.
Среди твоих собеседников-екатеринбуржцев — известный в России театральный деятель Николай Коляда. Он рассказывает, как написал пьесу о геях. Его рассказ, в принципе, не добавляет ничего нового его публичному образу, но у меня, в связи с ним, возник вопрос, стоит ли нам, зрителям, ожидать каминг- аутов людей знаменитых?
С Николаем Колядой у меня выйдет отдельное интервью. Там он рассказывает какие-то вещи, которые не поместились в кино, но которые мы хотели бы показать. Он очень круто говорит. И хотя никакого каминг-аута он там не делает, уже то, что он согласился поговорить и рассказать историю про «Рогатку» и другие истории про свою жизнь, — это довольно мужественный, смелый поступок. Никаких других громких, публичных имен в следующих сериях нет. Это совсем обычные люди. Звезд не будет.
В первом эпизоде сериала ты решил устраниться как рассказчик. В отличие от других твоих ютуб-проектов, тебя как повествователя нет. Чем продиктовано такое решение?
Это решение стоило нам многих кусков интервью, — тех, где я в кадре. Мы подумали, что хочется сделать именно кино, а все, что я делал до этого, — не кино, а так или иначе журналистика, публицистика, блогерство. А в кино присутствие автора должно быть очень мощно оправдано сюжетно.
Вторая серия у нас будет про Иркутск. Это мой родной город: там я сделал каминг-аут, оттуда я уехал, там у меня были интенсивные события в личной жизни. Если бы я делал кино про это, — Иркутск моей юности, Иркутск, куда я возвращаюсь, — тогда мое появление было бы оправданно. Но такое кино нужно снимать не один месяц, искать какую-то личную связь.
Такой задачи не было. Задачей было — сделать вторую серию «Квирографии», с людьми, которые живут там сегодня. Поэтому моего ебала там не должно быть.
А ты не планируешь потом ужать сериал до полнометражного документального фильма, чтобы потом показывать его на каких-то фестивалях?
Мы много говорим, можно ли сделать из двенадцати фильмов один. Может быть, но, видишь ли, «Квирография» — это не только какое-то более или менее документальное высказывание. У нее есть и социальная функция. Хотелось сделать платформу для общения квир-людей из разных городов, чтобы они чувствовали, что не одиноки. Сегодня у нас премьера, а послезавтра (19.11.2021, — прим.КК) мы сделаем стрим в ютубе, к которому будем подключать и героев, и зрителей. Все желающие смогут с нами потусоваться. У нас есть телеграм-канал, где можно общаться, комментировать, уходить с новыми знакомствами. Короче говоря, помимо того, что это документалка, хочется сделать, прости за это слово, «пространство».
Мне довольно легко представить, насколько плохо может быть квир-человеку в российской провинции — я сам оттуда родом. А что неожиданно хорошего ты открыл для себя, работая над этим проектом?
Чем больше город, тем легче там живется квир-людям. «Екат» — я не назвал бы провинцией, это уральская столица. У людей там есть очень мощное чувство достоинства. Ни от кого из своих героев я не слышал какого-то завистливого: вот, мол, вы из Москвы, а мы тут, в провинции. Наоборот, никто в Москву не стремится, всем зашибись.
Потрясает то, насколько на бытовом уровне все наши герои сталкиваются с толерантностью. Например, девчонки, которые делают бизнес или занимаются охотой, то есть живут в гетеронормативной и даже патриархальной среде, — и когда они открываются как лесби-пара, то не встречают преград. Ты увидишь их на следующей неделе. Или художники, или санитары ковидного госпиталя… Никто из них не рассказывает про ужасы. Ужасы касаются совсем маленьких городов, деревень — депрессивных, крошечных. Вот там стремно. А здесь нет. Это меня потрясло.